"Замки все целые. Окна побиты осколками. Пошло оно все нах#й. Слава Украине. Сторожам слава",- позивний "Санта"

Один раз увидев этого бойца, ты его уже никогда не забудешь и ни с кем больше не перепутаешь. Он не носит форму. А рукава его дубленки заклеены полосками желтого скотча. "За год не отпали, – удивляется Владимир. – У других ребят, с которыми мы вместе заходили на "промку" 4 февраля, эти ленты, которыми мы себя обозначили, чтоб не ошибиться, если нарвемся на врагов, быстро порвались, отлетели. А у меня держатся до сих пор". Выстриженный чуб боец прячет под вязаной шапкой розового цвета. Мочку одного его уха украшает золотой герб Украины, а вторую - цыганская серьга.

Владимир возглавляет одно из добровольческих подразделений, которое эффективно выполняет самые сложные задания не только на линии огня, но и далеко за ней. Позывной Владимира стал именем всему его подразделению. И теперь у бойцов на рукавах красуется нашивка: "Санта".

"Замки все целые. Окна побиты осколками. Пошло оно все нах#й. Слава Украине. Сторожам слава"

– Около полугода до того дня, как мы вошли на "промку", мусолилась тема этой серой зоны, – говорит 42-летний Владимир Регеша. – Мы там все облазили, наблюдали за зданиями, там расположенными. А 4 февраля 2016 года часов в восемь утра зашли сюда. До Маяка машины доехали, а оттуда уже мы пошли пешком, как верблюды. Несли на себе максимальное количество боеприпасов, баклажку воды а в карманы распихали "Сникерсы". Нашей задачей было закрепиться на территории, которую занимала автобаза, другие промышленные предприятия.

Была тишина, нигде никого. Рассказы о том, что территорию отжимали, отбивали у сепаров - это все брехня. Здесь не было позиций. Практически все было целым. С 2014 года сюда прилетело несколько снарядов. Журналисты потом еще месяц снимали воронки двухлетней давности как свежие...

Мы заходили на промку в густом тумане, как в молоке! В двадцати сантиметрах ничего не было видно. В группе было пятеро наших ребят и всего один представитель Вооруженных сил Украины - командир взвода 16-го батальона Андрей Яресько. Он погиб одним из первых на "промзоне"... Андрей, разведав ситуацию, на следующий день должен был завести свой взвод. Остальные бойцы 16-го батальона заняли позиции позже. С фланга нас поддерживал 74-ый отдельный разведбат, взвод Старого. Разведка 58-й бригады зашла на дачи, правее от самой промзоны. Но им там что-то не понравилось, и они вскоре оттуда отошли.

Промка было затянута проволокой от ПТУРов. Вот это настораживало. А вдруг где-то какая-то растяжка...

– Я наткнулся на одну, когда вел бойца показать ему место новой позиции, – добавляет боец подразделения Пилот. – Ходил по той дороге возле карьера сто раз, ничего там не было. А тут хоп – растяжка. Если бы ее нормально поставили, уже годовщину по мне справили бы...

- Пилот первые сутки просидел под березой, с которой постоянно текла вода, как в душе, - добавляет Санта. - Он вымок насквозь. Только под утро мы вспомнили, что у нас есть непромокайки, принесли – но было поздно. Еще мы приперли ему матрас, но он за пять минут пропитался водой. Шаман, еще один наш боец, тоже периодически сидел в этой яме, держал сектор обстрела. А я ходил туда-сюда, изучал помещения, мы решали, где лучше делать позиции.

На дверях зданий висели замки. Директорский кабинет "Укравтодора" не был тронут – статуэтки, портрет Януковича... Все на местах. Все красиво. В здании мы нашли журнал охраны. Храню его дома. Последнюю запись помню дословно: "Замки все целые. Окна побиты осколками. Пошло оно все нах#й. Слава Украине. Сторожам слава". Это было написано летом 2014 года.

Промка - это какие-то фирмы, производства разные, ангары, складские помещения. Мы нашли огромные запасы резины, колес. Из них начали мастырить позиции. Резина же вязкая сама по себе, осколки плохо ее пробивают.

– Почему важно было занять промзону?

– Во-первых, это наша территория. А стратегически мы перекрыли трассу Горловка – Донецк. Когда мы заходили на промку, по дороге, где сейчас ведутся жестокие бои, как по Крещатику, ездили машины, транспорт. Маршрутки ходили!
– А потом они демонстративно поставили колонну гражданских машин, – добавляет Пилот. – Она простояла полдня, после чего трассу перекрыли. По ней уже проскакивали только сепаратисты. И то – быстренько.

– Когда враг понял, что территория занята?

– В первую же ночь они начали нас прощупывать. Причем со всех сторон, - отвечает Санта. - Фланги же оставались оголенными. Страшно было. Только слышали шорох, тут же стреляли. А обстреливать нас начали во вторую ночь. Но еще не очень массированно. Артиллерия стала работать по этой территории только в начале марта. До этого иногда на нас выскакивали танки. Но вскоре подключилась именно ствольная артиллерия.

– В первые наши дни на "промке" гудели соседние Опытное, Пески, Марьинка, - добавляет Пилот. - "Грады" работали в том направлении. А как только сепары поняли, что мы сюда зашли, там сразу тихо стало, сюда переключились. Они вообще думали, что мы вперед пойдем. Даже свои минные заграждения сняли.

"Когда нам привезли буржуйку, мы готовы были ее целовать"

– За первые полтора месяца мы очень многих ополченцев отправили домой, – продолжает Санта. – Работали много и эффективно. Мы с первого дня ходили поближе к врагу... Вспоминаю один случай. Ночью мы собрались в разведку, а раций у нас еще не было. Ну, и советуемся с бойцами 16-го батальона: будем возвращаться, как вы нас узнаете? А ночь такая темная, что если б в морду кто-то дал, я не увидел бы даже кто. Договорились - петь будем. И вот мы возвращаемся, залезаем в провал. Я понимаю, что все сидят на стреме. Начинаю петь: "Ще не вмерла України..." И все за мной затянули. Кино можно было снимать: идем по темной промке и гимн поем!

– Первые потери на промке когда произошли?

– 5 марта погиб Андрей Яресько, Яр. Очень хороший дядька из Полтавы. Он переживал за людей, постоянно бегал по позициям, людей поддерживал, чтоб не боялись. И уже находился на своей позиции, когда прилетел снаряд... Мы ездили к его жене. Я отдал ей флаг, который мы вывесили на "промзоне" сразу после захода сюда. Его потом посекло, побило, порвало. Но я его забрал и передал жене погибшего Яресько. Мы относились к Яру с огромным уважением. Глыба. Как кацапы говорят – соль земли.

– Подвал, в котором сейчас живут бойцы, вы сразу заняли?

– Он был закрыт и завален дорожными знаками, краской. Выгребали три дня все это, обустраивая укрытие. Холодно было ужасно.

– Когда нам привезли буржуйку, мы готовы были ее целовать, – смеется Пилот.
– Я считаю, что с заходом на промзону начался новый этап войны, которая по большому счету закончилась в 14-м году, когда мы хоть что-то делали, - говорит Санта. - Именно с территории промки постоянно обстреливались мирные кварталы Авдеевки. Сюда выезжали гастролеры, чтобы просто пострелять. Это была серая зона, которая, согласно Минским соглашениям, принадлежала нам. Поэтому не было никаких захватов и выбиваний. Мы просто зашли и закрепились. Мы своим подразделением пробыли там полтора месяца. Но это была отдельная жизнь. Размеренная, иногда веселая, иногда грустная. Но постоянно в работе, в напряжении.

"Чтоб улучшить ситуацию в нашей стране, нужно, чтобы собрались все хорошие люди и убили всех плохих"

– Насколько важно удерживать эту территорию и есть ли смысл продвигаться вперед?

– Очень важно ее держать. Мы отвели все обстрелы стрелкотни от мирной Авдеевки. Да, по городу достают минометы, танки, "Грады", – вы все это сами видели. Но ближние бои с окраин мы отвели.

– Вы в этом кожухе и заходили на промку?

– Нет, он у меня появился через два дня. Тогда же и наклеил полосы из скотча. Кстати, я первым и на машине на промку заехал. Было стремно, потому что дорогу обстреливали. Но и сил уже не было постоянно все носить на себе. Боеприпасы таскали постоянно. Когда рядом пули свистят, бежишь почему-то быстрее.

– А мне запомнилось, как мы шашлыки жарили на промке, – добавляет Шаман. – Мясо у нас было, погода хорошая. Салатик нарезали. Замечательно!

– Очень часто сейчас промзону сравнивают с Донецким аэропортом. Говорят, что нет смысла ее держать. Слишком много потерь. Что вы думаете?

– Те, кто говорят, что ее нет смысла держать, пусть ее и не держат. А те, кто ее держат, знают, чья это территория, чья земля. Это все риторика. Войны без потерь не бывает. Понятно, что каждая смерть - огромный удар. Чтоб улучшить ситуацию в нашей стране, нужно, чтобы собрались все хорошие люди и убили всех плохих. Я не вижу сейчас, как можно забрать Ясиноватую, тот же Донецк. Силы есть, ресурсы есть, желание есть. Но там же до холеры мирных жителей. Я смотрю по Авдеевке – большинство сепары, причем откровенные. Но среди них много хороших людей, украинцев, патриотов. Им просто некуда деваться. Вон в Песках бабулю сколько мы кормили. От нее отказались все: дети, внуки. Куда ей деваться? Она приросла к той земле. Там пуп ее закопан. Куда ей уезжать? В дом престарелых? Это та же тюрьма. А семьям с детьми куда деваться? Все наживалось годами. И тут это нужно бросать и ехать в неизвестность.

– Но вы же оставили свой дом и приехали сюда?

– У меня дома все хорошо. Да и здесь уже все стало комфортным. Теперь мне не очень уютно в родном Киеве.

"Я считал себя пацифистом. И даже представить не мог, что в Украине будет война, что придется воевать"

- Кто вы по образованию?

- Историк. Но работал строителем, был свой бизнес. Еще до Майдана он перестал существовать. В армии не служил. Даже военную кафедру не закончил, меня выгнали. Я редко ходил на занятия, а во время занятий читал художественные книги. Мне неинтересно было ничего, что было связано с армией. Я же считал себя пацифистом. И даже представить не мог, что в Украине будет война, что придется воевать.

- Почему у вас позывной Санта?

- Его мне дал Саша Парус из Полтавы. Он служит в 74-м разведбате. Я как-то заехал к ним, да не с пустыми руками, а с подарками. Когда раздавал разные полезные на войне штуки, Саня и сказал: "О, Санта!"
- Давно вы на войне?

- С января 2015 года. Как раз в Донецком аэропорту происходили страшные события. Я не мог наблюдать за всем происходящим с дивана по телевизору. Собрался, и волонтеры отвезли меня в Пески, к артиллеристу Эль Гато.


- Почему вы пошли в добровольческое подразделение?

- Во-первых, это самый короткий путь на передовую. Во-вторых, мне моя жизнь очень дорога, поэтому я не готов отдавать ее в руки командиров. Хотя те командиры, с которыми сталкиваюсь, вместе с которыми мы воюем, - достойные и грамотные. Мы уважаем друг друга.

- Какой бой для вас был самым страшным?

- Это был не бой. А тот самый первый день на промке. Переживал за ребят, с которыми мы заходили туда. Командиром подразделения я стал незадолго до этого события.


- Раньше приходилось бывать в этих краях?

- Да я и не знал о существовании Авдеевки, Опытного, Красногоровки. А теперь излазил здесь каждый уголок. Только не спрашивайте меня, насколько я чувствую себя воином. Потому что нет во мне воина. Я просто делаю то, что могу сейчас. А все героические поступки - это просто совпадение определенных обстоятельств: вовремя заметил врага и выстрелил. Все. Сознательных героических поступков не бывает.

- А кого вы сами считаете героем этой войны?

- Наших жен! Ждут, терпят, детей растят без нас...

- Как вас отпустила жена, оставаясь с пятью детьми?

- Ну, тогда у нас их было еще четверо. Но узнав о моем решении, жена сказала: "Я с ужасом ждала этого дня. Знала, что однажды ты уедешь воевать". Первые дни, конечно же, я боялся. Но потом привык. Это было, как на Майдане. По телевизору смотришь - ужас, что там творится. А приедешь - и уже не страшно, делаешь то, что от тебя зависит. Так и на войне.




- Когда у вас родился пятый ребенок?

- 2 августа 2015 года. Я хотел назвать его ВДВ, так как сын родился в этот день. Но жена была против. Поэтому назвали по святцам - Ильей. Старшему моему ребенку 23 года, второму - 15, третьему 10, четвертому - три года...


- Вы за свою службу деньги не получаете. На что же живет ваша семья?

- Жена работает. Я в свободное время пишу статьи для разных изданий. Нам хватает.

– Еще вы заботитесь о воспитанниках детского дома...

– Двух. В общей сложности там живет 210 детей. В этих интернатах содержатся дети с серьезными проблемами со здоровьем. Это самые незащищенные люди. Мы с женой попали к ним совершенно случайно. Вещи, из которых выросли наши дети, мы предавали в детские дома под Киевом. А тут наша знакомая Света Ищенко попросила отвезти в интернат в Винницкой области кофты, штаны без пуговиц. Я согласился. То, что увидел, меня ужаснуло. Там такой запах был! Я потом руки мыл с хлоркой, чтоб его перебить. Дети, хотя по возрасту многие из них уже взрослые, по умственному развитию остались на уровне двух-трех лет, имеют еще и пороки развития. Некоторые лежачие. Кто-то кричит... Неделю потом я не мог отойти от увиденного. Не мог поверить, что такое возможно в 21 веке. Честно говоря, думал, что никогда туда больше не вернусь. Но потом у меня появились другие мысли: там же живут такие же люди, как и мы, такие же дети, как мои. Но у них, брошенных, просто нет выхода. И помощь им нужна самая простая: памперсы, лекарства, еда, развивающие игры. Денег же на подобные заведения выделяли, да и выделяют недостаточно. Так мы с женой начали помогать этим интернатам. И продолжаем это делать и сейчас. Правда, я давненько там не был, надеюсь съездить в ближайшее время.

В конце ушедшего года мне позвонили из интерната со словами, что его хотят расформировать. Это означало оставить взрослых, но детей без родного дома, их хотели перевезти, разделить по возрасту, хотя его у них как такового нет. Я реально был в ах#е. Так и напишите. Мы написали обращения в разные инстанции, подняли шум. Меня пытались убедить, что на новом месте воспитанникам будет комфортнее. Но я что, похож на идиота? Новое место находилось в двенадцати километрах от ближайшего населенного пункта. Детей из трех заведений под видом реформирования системы хотели загнать в один, в котором нет условий для лежачих детей, передвигающихся на инвалидной коляске. Конечно, я возмутился. Мы вовремя подняли бунт. И сохранили интернат.

- Владимир, есть особенно дорогие вашему сердцу воспитанники?

- Есть несколько, но я не могу сказать, кто именно. Дети следят за мной, моими интервью, ревностно относятся, если я кого-то особенно выделяю. Бывает, начинают "разборки", если я заехал в один интернат, а во второй не успел. Все! Обиды, выяснение отношений. Поэтому я стараюсь никого не обделять вниманием.

А накануне Нового года произошла удивительная история. Как-то я пообщался с реабилитологом, который сказал, что огромное позитивное влияние для детей с умственными отклонениями имеет общение с животными. И у меня появилась идея построить ферму. В Авдеевке, под грохот обстрела, я написал письмо ребятам из группы "Дахабраха". Попросил их сделать благотворительный концерт, чтобы собрать деньги и построить небольшую ферму, чтоб дети сами могли ухаживать за животными. Ответ получил моментально: "Дівки категорично за!" Концерт дал нам сто тысяч гривен. И уже сейчас у детей есть бычок, овцы, свиньи, куры, гуси. Они уже даже начали плодиться. Недавно мне сообщили, что у нас родился ягненок. Раньше дети, которые могут ходить, сидели без дела, а сейчас заняты. Плюс, в них воспитывается чувство ответственности. Конечно, не все задействованы на ферме. Человек десять. Но как это для них важно!

- В Киеве вас не раздражают мужчины, которые не спешат пойти на войну?

- Совершенно. Каждый делает то, что считает нужным. Те, кто считают необходимым защищать страну, идут в армию. Все просто. Мы там, на востоке, как раз для того, чтобы в Киеве, Днепре, Львове можно было спокойно гулять по улицам, любить женщин, запускать фейерверки в день рождения детей.

Виолетта Киртока

Джерело: "Цензор.НЕТ