"Удостоверение участника боевых действий я вообще еле выбил. Не хотели давать..",- "Айдаровец" Василь Пеліш, якому в полоні відрубали руку хоче повернутися на передову

22-летний боец АТО, которому боевики в плену отрубили руку за надпись «Слава Україні» и татуировку в виде трезубца, нашел работу и получил от государства квартиру

О Василии Пелише из Старого Самбора на Львовщине «ФАКТЫ» писали три года назад, когда он попал в плен. 19-летний парень, сбежавший из дому на фронт, успел повоевать шесть месяцев. Под Новосветловкой попал в плен к «элэнэровцам», которые, увидев патриотичную татуировку на его плече, топором отрубили бойцу руку, после чего полдня возили истекающего кровью парня на танке по своим блокпостам. «Айдаровец» выжил чудом, месяц пробыл в плену, а потом его освободили по обмену и вернули домой.

Читатели «ФАКТОВ» принимали активное участие в судьбе Василия, собирали деньги на его лечение и реабилитацию. Весной 2015 года Пелиш стал участником благотворительного проекта «Поддержка протезирования в Украине». Специалисты из Канады и США бесплатно изготовили протезы для четверых наших воинов, в том числе и для него. Васю ждал дополнительный сюрприз: на плече его протеза красовался… нарисованный трезубец.

Напомним подробности истории, всколыхнувшей тогда всю Украину. Во время Евромайдана 19-летний студент-второкурсник Львовской аграрной академии Василий Пелиш — непримиримый бунтарь, хулиган и сорвиголова — рванул в Киев. В составе 31-й сотни Самообороны Майдана он участвовал в самых горячих стычках с «Беркутом». В кровавые февральские дни стоял на баррикадах и помогал выносить раненых. А с началом антитеррористической операции на востоке страны записался добровольцем в батальон «Айдар» и ушел на фронт. Он сбежал из дому, не сказав ни слова ни маме, ни отчиму, ни бабушке, ни брату. Родные узнали обо всем, только когда Вася уже принимал активное участие в боевых действиях.

— Мама ругалась страшно, кричала на меня по телефону, — вспоминал тогда Василий Пелиш. — Я не стал спорить: не до того было, чтобы выяснять отношения. Первые две недели нас постоянно обстреливали из «Градов» и «Ураганов». Это трудно пережить, особенно когда экипировки, боеприпасов, техники у тебя минимум. Даже если «айдаровская» разведка вычисляла, откуда ведется огонь, отвечать на него было нечем. Мы делали руководству заявку на артиллерию, но подкрепления частенько можно было так и не дождаться. Дозваться хирургов или «скорой», чтобы забрать раненых, тоже не всегда получалось. Вывозить побратимов с поля боя приходилось самим, под шквальным огнем. Сами же их и в больницу доставляли.

26 августа я и трое ребят как раз вывозили в Новосветловскую больницу нашего бойца. Его тяжело ранили в живот — аж внутренности выпадали. Мы прыгнули в УАЗик и помчались. На счету была каждая секунда. У меня не хватило времени, чтобы надеть бронежилет… До больницы не доехали, попали в засаду. Когда по нам открыли огонь, сначала подумали, что это украинские бойцы, приняв нас на «сепаров», лупят из подствольных гранатометов. Стали размахивать руками, кричать: «Мы — свои!» Огонь прекратился, я подумал: слава Богу. И в ту же секунду по нам прямой наводкой выстрелил танк.

Взрывной волной меня выбросило из машины, я потерял сознание. Очнулся — на мне мертвый товарищ. Повернул голову — еще трое наших догорают внутри УАЗика. Я как еж был, весь в осколках. Шевелиться мог с трудом, но сил на то, чтобы столкнуть с себя тело и отодвинуться подальше от микроавтобуса, у меня хватило: знал, что внутри гранаты, которые в любой момент могут взорваться. И тогда уже не спастись. Нашел в кармане сигареты, полежал на земле, покурил. И пополз на позицию, откуда велся огонь. «Ребята, не стреляйте! Я свой, «айдаровец». «Какой ты свой?!» — перемежая слова матом, ответили мне. Подняли с земли и под дулом автомата куда-то повели. Я понял, что попал к врагам.

Спокойно спросил, будут ли расстреливать. Сказали: «Нет, возьмем в плен». Я этого боялся больше всего. Как жалел в тот момент, что вместе с бронежилетом оставил на базе «разгрузку» с гранатой: всегда носил ее с собой, чтобы не даться врагу живым. Помню, даже просил «сепаров» застрелить меня, но они повалили на землю и стали бить прикладами и ногами. Орали, что я наемник, бандеровец, фашист. Потом один из них увидел на моем правом плече татуировку в виде трезубца и надпись «Слава Україні». Обозлился, схватил топор и отрубил руку. Кровь хлестала фонтаном. «Сепары» продолжали что-то кричать, но я уже не слышал, наверное, от болевого шока. Меня кое-как перевязали бинтом, погрузили на БМД и долго возили по своим позициям. Только к вечеру добрались до Луганской больницы. Это я уже помню плохо: по пути в травмпункт потерял сознание.

О врачах, работавших на оккупированной территории, Василий Пелиш отзывался с благодарностью и теплотой. Говорил, что они не только лечили его, но и ухаживали, даже приносили ему из дому еду. Но боевики за «айдаровцем» следили неусыпно: у его палаты постоянно находилась вооруженная охрана. Через месяц Василия Пелиша обменяли на пленных сепаратистов и вернули домой.

— Вася считался без вести пропавшим, — рассказывал тогда председатель благотворительного фонда «Родная Галичина» Владимир Дидух, помогавший вызволить Пелиша из плена. — Мы с трудом разыскали его в больнице, но договориться об обмене поначалу не могли: сепаратисты требовали за Васю 14 боевиков! Представляете, какова ценность украинских патриотов по сравнению с их наемниками? Наконец удалось выменять нашего «айдаровца» на брата одного из главарей «ЛНР».

Долгое время Василий Пелиш лечился во Львовском госпитале. Его мучили фантомные боли. А в апреле 2015 года американские, канадские и украинские протезисты изготовили и поставили ему современный многофункциональный протез, с помощью которого парень мог шевелить пальцами, поднимать тяжести и мелкие предметы, даже печатать на клавиатуре.

«ФАКТЫ» решили узнать, что изменилось в судьбе нашего героя за минувшие два года. Встретились мы во Львове, в знаменитой «Криївке» (а где же еще?). Пелишу даже не пришлось, как остальным посетителям, произносить «пароль» «Слава Україні!», чтобы войти внутрь: здесь его и так все знают. Мой собеседник удивительно вписывается в атмосферу кафе, стилизованного под схрон Украинской повстанческой армии. Рядом с пожелтевшими старыми листовками, пулеметом, касками, шинелью, керосиновыми лампами и грубо отесанными стенами бородатый немногословный Василий с пустым правым рукавом, небрежно засунутым в карман, и рюмкой медовухи в левой руке смотрится очень гармонично.

— Почему без протеза? С ним же, наверное, удобнее…

— Да, с протезом у меня получается даже полноценный обед сварить, — говорит Василий Пелиш. — Одной рукой овощи придерживаешь, другой режешь. Красота! Левой я могу готовить только самое элементарное, вроде яичницы. Но дело в том, что при моей высокой ампутации правильно надеть протез, чтобы он работал, да еще сверху одежду натянуть без посторонней помощи не получается. А просить родных надоело. Терпеть не могу, когда меня опекают, жалеют, нянчатся со мной. Так что пока хожу без протеза. И ничего, справляюсь одной левой — в прямом смысле. Тем более сейчас я живу сам — уехал из Старого Самбора.

— Я слышала, вам государство предоставило квартиру?

— Да, Старосамборская районная администрация включила меня в списки инвалидов АТО. И мне выделили деньги на однокомнатную квартиру. Моя семья сбросилась, доплатила определенную сумму, и я взял «двушку» в Винниках (пригород Львова. — Авт.). В Старом Самборе вообще делать нечего… А вокруг Львова жизнь бурлит. Я вот, например, работу нашел. Занимаюсь памятниками и надгробиями. Не изготавливаю, конечно, а так, помогаю в реализации, оформляю заказы. Хоть какая-то копейка…

— Плюс пенсия инвалида войны.

— Мне дали вторую группу. Она бывает рабочей и нерабочей — в зависимости от дееспособности человека. Я выпросил себе рабочую. А вдруг рука отрастет? Самое смешное, что мне сначала выдали удостоверение инвалида войны, а уже потом — участника боевых действий. Второе удостоверение я вообще еле выбил. Не хотели давать. Хотя я был полгода на передовой и месяц в плену.

— Читала, что, когда вы были в Луганской больнице, «элэнэровцы» сдавали для вас свою кровь, а вы, вернувшись на родину, рассказывали в интервью о том, что они вас пытали.

— Грязи и вранья вокруг всей этой истории была масса, — отвечает Василий. — Рассказываю еще раз по порядку: в Луганский госпиталь меня привезли чуть живого. Врачи действительно делали все возможное, чтобы меня спасти. В том числе — переливания. Донорской крови в меня влили очень много. Но чтобы сепаратисты приходили и сдавали кровь на спасение «айдаровца» — это байки. Почему меня вообще оставили в живых еще тогда, когда отрубили руку, не понимаю. Думал об этом тысячу раз. Теперь стараюсь гнать от себя эти мысли — навевают тоску. Многие солдаты гораздо больше боятся плена и пыток, чем смерти. Я тоже иногда думаю, что лучше бы умер, чем остался инвалидом. Хотя мне, конечно, повезло, что не сидел годами в застенках, что меня практически не били, что отрубленная рука — это меньшие пытки, чем приходится терпеть некоторым пленникам. Но признаюсь: морально меня чуть не сломали.

Когда уже повезли на обмен, ко мне подошли репортеры канала «Россия 24». Объяснили: чтобы меня передали украинской стороне, я должен сказать на камеру о том, какие они, россияне, хорошие и справедливые, и о том, как в «ЛНР» хорошо жить украинцам. Если бы эта ситуация случилась в больнице, где я лежал, не зная, сколько мне еще находиться в плену, послал бы их «під три чорти». Но за шаг до свободы снова возвращаться в плен было невыносимо… Еще немного — и я сказал бы все, что они от меня требовали, никуда бы не делся. Как бы мне потом жилось в Украине, как бы смотрел в глаза своим ребятам — не знаю. Но тот момент был страшным… Меня пожалел «сепарский» командир. Подошел к российским журналистам и сказал: «Парень молодой, не ломайте ему жизнь. Снимайте в своем сюжете кого-то другого».

— Если бы «отмотать пленку назад», то вы, зная о том, что вас ждет плен и инвалидность, пошли бы добровольцем на фронт?

— Можно я промолчу? Меня многие спрашивают, за что я воевал, ради чего все было — Революция достоинства, война… Да, нас «сливали» на Майдане, «сливают» порой и в АТО. Но выхода-то другого нет. Все равно надо Украину защищать. На сегодняшний день я хочу только одного: пусть мне дадут пистолет (автомат я, конечно, уже не удержу) и отправят на войну. Я уже и своих «айдаровцев» просил — не берут меня… Может, вы поможете?

— Извините, Вася, но на фронте нужно не пушечное мясо, а бойцы, которые могут воевать. Вы хоть умеете стрелять левой рукой?

— Нет, но я бы быстро научился. Сидеть дома, пока пацаны там воюют, очень тяжело. Если бы мне руку не отрубили, я бы все эти два года на «передке» был безвылазно… И поверьте, обязательно туда попаду. Раз остался жив, значит, еще пригожусь своей стране.