"На фронте я провел полгода, но в СБУ мне выдали справку об участии в АТО в течение... одних суток", - доброволець "Правого сектора"

— По складу характера я сплошной гуманитарий, — улыбается Павел. — Три высших образования — психология, социальная педагогика, административный менеджмент. Работал педагогом в киевском детском доме «Ясный», где живут дети из неблагополучных семей и сироты, и одновременно психологом в расположенной рядом с детдомом социальной службе. Было время, когда приходилось совмещать сразу три места работы и учебу в двух институтах…

«Незадолго до гибели в свой день рождения побратим подарил мне пулю-оберег»

— Во время Майдана познакомился с активистами «Правого сектора», мне были близки их идеи, — рассказывает Павел. — А после победы революции вместе с другими добровольцами поехал на восток Украины, потому что понял — события на Донбассе так просто не закончатся. Мои родители, поддерживающие принцип целостности Украины, были не против. Хотя, конечно, я всегда рассказывал им по телефону, что нахожусь на тренировочной базе, что отправки на фронт пока не было…

— А на самом деле?

— На самом деле принял участие в своей первой боевой операции в селе Нетайлово Ясиноватского района уже в мае 2014 года. Участвовал в боях в Красногоровке, Авдеевке, на Саур-Могиле, в Песках. А 5 октября был ранен рядом с Донецким аэропортом, в ходе операции по взятию высоты возле села Спартак Ясиноватского района. Наш добровольческий корпус участвовал в ней совместно с 95-й десантно-штурмовой бригадой. Мы подходили к назначенному месту на БТРе, но боевикам удалось взять нас в полукольцо, и они открыли минометный огонь с двух сторон. Двоих ребят, сидевших рядом со мной на броне, просто снесло взрывом. Было понятно, что они ранены, если не хуже. Чтобы помочь им, я сам спрыгнул следом за ними. Однако в высокой траве найти их не смог. БТР уехал — ранило водителя, и ребята уже уходили как могли. Плотный обстрел продолжался. Когда меня самого ранило, даже не знаю — еще на машине или уже на земле. Но позже медики насчитали 12 ранений: четыре пулевых и восемь осколочных. Навылет были прострелены обе ноги, спина, руки. Плюс контузия. В общем, остался я на поле боя один, с пулеметом. Начал отстреливаться. Так продолжалось минут двадцать. Когда огонь утих, пошел в сторону, где были наши. Как-то добрался на простреленных ногах. Правда, чуть свои не подстрелили. Говорили потом, что не поверили, что я остался жив, думали, с той стороны кто-то идет. Хорошо хоть черно-красную ленточку на рукаве вовремя разглядели.

Павел показывает висящий на шее амулет на цепочке.

— Это бронебойно-зажигательная пуля калибра 12,7. Редкая штука, кто понимает. Незадолго до гибели мне подарил ее Саша с позывным «Хруст», один из убитых в том бою. Он погиб в свой день рождения. Мы тогда подарили ему торт, но съесть не успели. Думали, отпразднуем после боевого выезда. Но, увы, не получилось. Торт так и остался в казарме, съесть его уже никто не смог. А пулю я потом нашел в кармане бронежилета и с тех пор всегда ношу при себе как память.

Павла, чудом выжившего под вражеским обстрелом, отвезли в больницу. Пришлось полежать — сначала в гражданской больнице в Красноармейске (где, по его словам, соседи по палате иначе как «фашистом» не называли), потом в Днепропетровском военном госпитале.

— Очень важно, — говорит Павел, — что в этих медицинских учреждениях мне выдали оформленные, как положено, справки — о числе и характере ранений, времени пребывания.

Теперь, по крайней мере, у меня есть доказательства, что мои ранения — боевые. Потому что практика оформлять их как бытовые была довольно-таки распространенной. Мол, где-то там наступил на грабли, споткнулся, упал…

Тела погибших бойцов удалось найти лишь спустя месяц после боя. Окончательно идентифицировать останки помогла ДНК-экспертиза. «Хрусту», преподавателю столичного университета биоресурсов Александру Пидлубному, в день гибели исполнилось 27 лет. «Сифону», талантливому киевскому фотографу Антону Кирееву, было 40. Его мать не дожила несколько дней до похорон сына. Потом друзья устроили потрясающую выставку его фоторабот о войне с названием «Небо падает». Антон не прекращал снимать даже во время боя, прикрепив камеру на шлем. Правда, когда его изуродованное тело нашли побратимы, фотоаппарата рядом уже не было…

«Ну ты же из „Правого сектора“, сам все понимаешь»

— Павел, почему вы не сразу занялись оформлением своего статуса участника боевых действий?

— Сначала делом чести было добиться получения компенсаций семьям погибших товарищей. В принципе, это было непросто, но выполнимо. Есть погибший, есть осиротевшая семья. А вот доказать участие в АТО в составе добровольческих батальонов — гораздо сложнее. Для киевлян, принимавших участие в антитеррористической операции, создана комиссия по делам ветеранов АТО при Киевской госгорадминистрации. Я направил туда все документы, имевшиеся в моем распоряжении: подтверждения от командования «Правого сектора», что я полгода воевал, был солдатом-разведчиком, пулеметчиком. С перечнем точек, где довелось участвовать в боях. Справки из госпиталя, фотографии с фронта, нотариально заверенные свидетельства побратимов. И выписка из приказа руководителя антитеррористического центра при СБУ генерала Маликова о моем привлечении к участию в АТО в течение одних суток.

— Как в течение суток? Я не ослышалась?

— Нет. Это тоже обычная практика. То есть меня как бы пригласили повоевать на один день — как раз 5 октября 2014 года, когда я был ранен, а товарищи убиты.

— Хотя бы против этого факта не попрешь… Ну, а как же огромное количество военных операций, в которых участвовал «Правый сектор»?

— В 2014 году это нигде не регистрировалось. «Правый сектор» — это же неофициальная структура. Была идейно организованная группа людей, понимавших, что прислужники прошлой власти еще остались на своих местах.

— Но все равно справка об однодневном участии в АТО — это какое-то издевательство.

— Дали — и слава Богу. Многим добровольцам и такой не удалось добиться.

— Ответа от комиссии по делам ветеранов ждали год, — присоединяется к разговору адвокат юридической компании Primelex Евгений Калинин. — Наконец получили, по сути, отписку, в которой в очень размытой форме Павлу все же было отказано в получении статуса участника боевых действий. Устно было сказано что-то вроде: «Ну ты же из „Правого сектора“, сам все понимаешь».

Можно было бы подать жалобу в административный суд, оспаривая решение комиссии. Но этот путь длительный, так как административные суды столицы загружены, и рассмотрения жалобы можно было бы ждать полгода. Поэтому мы решили обратиться в Шевченковский суд столицы с иском об установлении юридического факта, что Павел действительно был участником АТО. Такие прецеденты в Украине уже были, но в Киеве это первый случай.

Иск мы подали в мае. А дальше произошло такое, что в голове не укладывается. В суде просто… потеряли дело и наше исковое заявление со всеми приложенными к нему документами.

«Потеря этих документов не случайна — судам явно не хочется создавать прецедент»

— Как это выяснилось?

— Расскажу по порядку. Дело расписали судье Андрею Осаулову (тому самому, что в свое время отпустил из-под стражи ректора академии, обвиняемого в растлении малолетних. Даже тогдашний председатель суда Елена Мелешок, возмущенная незаконным решением, призывала Высшую квалификационную коллегию судей уволить Осаулова за нарушение присяги). Спустя два дня Осаулов отказал нам в открытии производства, после чего мы подали жалобу в Апелляционный суд Киева, и судейская коллегия, не согласившись с отказом, вернула дело в первую инстанцию. Дело попало к другому судье.

Ну что же, ждем. Пытаемся узнать, когда же заседание. Секретарь пожимает плечами: материалы еще у Осаулова, а он в отпуске. А потом, когда Осаулов появился на рабочем месте, выяснилось, что дело… потеряли. Наших документов нет.

— И что, теперь нужно собирать бумаги сначала?

— К счастью, почти все поданные документы были нотариально заверенным копиями. Придется начинать борьбу по второму кругу, снова подадим иск. Понимаете, потеря этих документов не случайна — судам явно не хочется создавать прецедент. Потому что если мы выиграем иск, другие добровольцы начнут делать то же самое.

Убедившись, что Павел и его адвокат полны уверенности в своих силах, «ФАКТЫ» все же заинтересовались: будет ли наказан судья, потерявший чужие документы? Скажем, в данном случае добровольцу не так трудно собрать второй пакет бумаг. А если бы судейская халатность привела к утере важных и невосстановимых свидетельств?

Увы… Проконсультировавшись в Министерстве юстиции, мы узнали: ничего судье не будет, кроме служебного выговора. И то, если в результате служебной проверки выяснится, что в утере дела виноват именно судья, а не какой-нибудь пятый помощник или десятый курьер.

«В 2014-м я защищал судей от линчевания разъяренной толпой возле Дворца правосудия и думал, что они одумаются и сделают выводы, — написал на своей страничке в «Фейсбуке» народный депутат Борислав Береза. — Но — нет. Шевченковский районный суд города Киева взял и технично протупил дело добровольца Павла Долинского о присвоении ему статуса участника боевых действий. Того добровольца, который прошел Саур-Могилу и Красногоровку, Пески и Донецкий аэропорт, был ранен в нем, выжил и, вернувшись на гражданку, выяснил, что теперь он должен доказывать, что защищал Украину. Он собрал все документы и доказательства, даже свидетельства из СБУ. Но тут судьи помножили на ноль боевой опыт Паши и его веру в украинский суд. Просто взяли и потеряли его дело. Видимо, судьи так сильно не хотели создавать прецедент, что с удивленными лицами уведомили нас о потере целой папки бумаг на ровном месте…

И да — в 2014 году я заблуждался. Наверно, надо было допустить, чтобы некоторым людям в мантиях пустили юшку. Тогда бы такого произвола не произошло".

P.S. Несмотря на то что редакция «ФАКТОВ» никогда не одобряла и сейчас не одобряет внесудебные наказания, в данном случае эмоции народного депутата можно понять. Мы продолжим следить за тем, как решится дело Павла Долинского.

Фото из «Фейсбука»

Мария Василь, «ФАКТЫ»