"Ми пригощали своїм хлібом сусідів. Їм сподобалося": Переселенці сімейного дитячого будинку з Донбасу мріють відкрити міні-пекарню

Воспитанники детского дома семейного типа, переселившиеся с Донбасса в село на Киевщине, за два года преобразили приусадебный участок в сад и огород. А сейчас мечтают открыть свою мини-пекарню

Ровно два года назад детский дом семейного типа Надежды Лужецкой из Горловки Донецкой области поселился на Киевщине, в селе Дрозды Белоцерковского района. Крышу над головой мама-воспитатель и ее приемные дети получили благодаря проекту «Социальная интеграция и примирение внутренне перемещенных семей и детей в Киевской области», который реализуется службой по делам детей и семьи облгосадминистрации при поддержке Евросоюза. За это время Надежда Лужецкая вместе со своим собственным сыном и девятерыми приемными детьми полностью переоборудовали придомовой участок под потребности семьи. И останавливаться на достигнутом не собираются.

— Знаете, сколько мы в этом году законсервировали малины, клубники, огурцов, помидоров — ну, в общем, всякой всячины? 350 банок! Все это — со своего огорода! — рассказывает 55-летняя Надежда Лужецкая. — Одной только клубникой две сотки засажены. А еще на новом месте мы посадили 70 плодовых деревьев и 240 кустов малины и смородины. Планируем развести кур и выпекать хлеб для себя и односельчан.

— Интересно, сколько хлеба в день нужно вашей большой семье?

— Каждый день мы съедаем три-четыре буханки хлеба, пять литров супа или борща, несколько килограммов овощей, ну и, само собой, вторые блюда. Хлеб и пирожки для себя печем сами — так экономнее, да и не купишь такого хлеба в магазине, — не отрываясь от вымешивания теста, вступает в разговор Витя, 15-летний воспитанник Надежды Мироновны. — Тесто замешиваем на сыворотке, никакой «химии» в него не добавляем. Жаль, в нашу духовку помещается лишь четыре буханки хлеба. А пирожков на всех за один раз вообще не напечешь. К чаю нужно минимум 22 пирожка. А если еще соседи на чай зайдут? Их же тоже нужно чем-то угостить.

*Пятнадцатилетний Витя замешивает тесто для пирожков. Парень говорит, что пекарское дело — ему по душе

— По соседству с нами еще два детских дома семейного типа — Веры Росохи и Людмилы Панчохи, они из Макеевки переехали, — объясняет Надежда Лужецкая. — Мы уже угощали своим хлебом соседей, им понравилось. Сказали, что не против покупать такую выпечку. Будь у нас в хозяйстве духовой шкаф, мы бы и пирожки, и калачи могли делать для себя и односельчан.

— Мы уже начали копить деньги на этот духовой шкаф, он стоит 13 тысяч гривен, — добавляет другой воспитанник, 12-летний Максим. — Собрали уже 1360 гривен. В таком шкафу можно сразу 24 буханки хлеба испечь! Это могло бы стать нашим семейным бизнесом. Нужна ведь не только еда и одежда, но и многое другое…

— Это точно: дети растут, растут и потребности, — говорит мама-воспитатель. —Приемных детей у меня девять, старшей приемной дочери уже 18 лет. А для того чтобы хозяйство завести, тоже немалые средства требуются. Огораживали забором 30 соток земли мы за свои деньги. Сад сажали — за свои. Многое делаем своими руками: клетки для кур смастерили мои мальчики, вместе убирали с участка огромные валуны, оставшиеся от какого-то снесенного в этом месте строения. Сарай построили тоже сами. А стройматериалы приходилось покупать. Поэтому мы мечтаем о своем семейном бизнесе.

— Надежда, а как получилось, что вы решили стать приемной мамой? Ведь у вас, насколько мне известно, и в своих детях недостатка не было?

— Да, я мать четверых сыновей. Но так вышло, что трое моих старших детей задолго до войны на Донбассе уехали на заработки в Россию, там и остались. Когда старшие разъехались, мой муж ушел из семьи. Остались с 16-летним Павлом вдвоем и почувствовали себя немного одиноко. Чувство незаполненного пространства росло по мере того, как Паша подрастал. Я стала думать: вот он выпорхнет из родительского гнезда, и для кого же я тогда буду готовить, кого буду учить управляться по хозяйству?

И тут на глаза мне попался билборд с социальной рекламой: мальчик школьного возраста и подпись: «Мне нужна семья!» Так запал мне в душу этот мальчик! Я тут же пошла на курсы для приемных родителей. По окончании курсов в 2013 году мне дали ребенка, а потом еще двоих из Харцызского интерната. Своего первого приемного сына я называю «мальчиком с билборда».

— Прямо-таки с билборда? Так сильно похож?

— Нет, просто глядя на «первенца» Витю, вспоминаю свой душевный порыв. Вите тогда было 11 лет, пришедшей следом за ним Наташе — 14, ее брату Грише — девять. Мы с ними очень быстро породнились. Возможно, потому, что никто из детей толком своих родителей не помнил. Все они давно оказались в интернате, маленькими их никто не взял в семью. Да еще нас закалили пережитые вместе трудности. Ведь спустя год после того, как дети поселились у меня, началась война.

*"Мои дети — большие труженики, — говорит Надежда Лужецкая. — Нас очень сблизили пережитые трудности"

— За время войны количество воспитанников у вас выросло. Как вы эвакуировались?

— Когда мы эвакуировались, приемных детей у меня было уже пятеро — еще двоих подростков мне дали на воспитание в мае 2014 года. И мой младший сын Павел живет вместе с нами — он учится в Белоцерковском техникуме на технолога производства молочной продукции. Выезжали мы из Макеевки, куда перебрались из Горловки осенью 2013 года. В Макеевке мне как участнице проекта благотворительного фонда «Аврора» выделили в реконструированном трехэтажном здании бывшей школы-интерната просторную квартиру — 200 квадратных метров, с мебелью и бытовой техникой. Всего в этом трехэтажном здании были обустроены семь таких квартир для детских домов семейного типа. Планировалось, что каждый родитель-воспитатель возьмет до десяти сирот. Но до войны весь дом заселить так и не успели.

В июне 2014 года многодетные семьи и семьи с приемными детьми стали отправлять на отдых — подальше от боевых действий. Мы два месяца прожили в городе Геническе в деревянном домике на берегу Черного моря. Как и все, надеялись на то, что к осени конфликт закончится и мы вернемся домой. Но ближе к сентябрю стало ясно, что нужно искать, где теперь жить такой большой семьей. Горловка, Макеевка и Донецк уже были оккупированы.

Нас перевезли в оздоровительный комплекс в Бердянске, где дети и пошли в школу. Корпуса комплекса не были предназначены для проживания в нем круглый год, поэтому батареи отопления установили с появлением беженок с детьми. Таких там разместилось 450 человек. В Киевскую область мы переехали в феврале 2015 года, после того, как нам пообещали, что выделят здесь жилье для детского дома семейного типа.

— Вас сразу поселили в селе Дрозды Белоцерковского района?

— Нет, дом был еще не готов. Так что девять месяцев мы прожили в центре социально-психологической реабилитации в Тараще. Все полтора года скитаний обитали всемером в одной комнате. Дети не могли толком учиться. Поэтому в следующем учебном году пятеро из девяти воспитанников в возрасте от 12 до 14 лет дружно пошли в… седьмой класс. И в Тараще мы были не одни такие: мои нынешние соседки-односельчанки Людмила Панчоха и Вера Росоха тоже все это время теснились со своими воспитанниками — каждая семья в одной комнате. Но все были рады хоть какой-то крыше над головой. Переехали в Дрозды мы практически одновременно.

— Домой на Донетчину больше не ездили?

— Ездила. В июле 2014 года, чтобы забирать из Горловки Пашу, который там учился на повара. В июле на окраинах Горловки начались активные боевые действия. Сын жил в нашем старом доме. Чуть ли не каждый день ему приходилось спускаться в подвал с флягой воды и ломиком — чтобы откопаться, если засыплет. Когда стала пропадать мобильная связь, я поняла: сына нужно немедленно оттуда увезти. Помчалась в Горловку. По пути заехала и в Макеевку, хотела забрать хоть часть вещей из квартиры, выделенной для нашего детского дома.

Подошла к воротам, открыла своим ключом калитку, а мне навстречу — человек с автоматом: «Стоять!» Оказалось, «дээнэровцы» устроили там себе казарму. Я показала им паспорт с пропиской по этому адресу и попросила разрешения пройти в свою квартиру. Они не хотели меня пускать: «Здесь ничего твоего уже нет. Езжай в свою Украину!» И все же я поднялась в квартиру на третьем этаже. Набила один пакет вещами и снесла вниз, пошла за вторым. Планировала забрать все, что смогу унести, и вызвать такси — осень приближается, а дети голые-босые. Спускаюсь со вторым пакетом и вижу, что содержимое первого «дээнэровец» высыпал на землю и роется в детских вещах стволом автомата. «Я тебе сейчас пороюсь!» — вскипела я. Потом уже сообразила, что он ведь мог меня и пристрелить. Сгребла в охапку вещи, да и поехала вся в слезах. Больше я туда не возвращалась. А в область ездила — на мирную территорию.

В 2016-м забрала на воспитание из интерната в Великой Новоселке десятилетнюю Карину и ее девятилетнего брата Сашу. Этих детей эвакуировали из прифронтовой Марьинки на Донетчине. Их интернат оказался на линии огня и превратился в руины. Брат с сестрой тоже толком не учились в годы войны: Саша в школу ходил, но… не умел ни читать, ни писать. А последних троих воспитанников я взяла уже здесь. 12-летний Максим,
14-летняя Аня и ее 12-летний брат Эдик пришли к нам из интерната в Белой Церкви в этом году.

— Как вам здесь живется?

— Люди отнеслись к нам приветливо. Нам здесь нравится. Дети подрастают, становятся самостоятельными. Евгений, которого я брала четыре года назад 16-летним, уже учится в профтехучилище на плиточника. Наташе исполнилось 18, она осваивает профессию парикмахера. «Первенец» Витя — уже в десятом классе, он мой главный помощник во всех делах. Я научила его печь хлеб, и это занятие парню очень по душе. Может быть, в дальнейшем он станет пекарем. Впрочем, я уверена, что все мои дети обязательно кем-то станут. И не просто пекарями, плиточниками или технологами, а хорошими плиточниками, хорошими пекарями. Потому что все они — большие труженики.